Все больше населенных пунктов навсегда исчезают с карты области

Дмитрий СУВОРОВ, 10 августа 2012 

Первое впечатление от деревни — навевает до боли знакомые есенинские строки:

Край ты мой заброшенный,

Край ты мой, пустырь.

Сенокос некошеный,

Лес да монастырь…

Одна поправка: монастыря здесь нет. Да и церкви тоже — церкви по всем селам большевики повзрывали, вот и в Первуново осталось только каменное основание часовни св. Георгия Победоносца… Вообще, это именно деревня, а не дачный поселок, каких большинство в радиусе 100 км от Екатеринбурга: все села вокруг «третьей столицы» зарастают таунхаусами, как грибами… Причина, почему это поветрие миновало Первуново, проста: эти края слишком далеки от областного центра, а близлежащие Алапаевск, Махнево, Верхняя и Нижняя Синячихи, да и более отдаленный Ирбит просто не имеют соответствующей «дачной» публики. Этот район — из числа тех, который теперь уже официально называют «депрессивными»…

Здесь жизнь течет несколько по иным законам, нежели те, к которым мы все привыкли. Здесь еще сохраняется, хотя бы в виде осколков, настоящая крестьянская культура. Да ведь и жили в этой деревне на старте исключительно родственники, что до сих пор сказывается в выразительной детали: большинство жителей Первунова носят три фамилии — Пятыгины, Вараксины и Бровины. И на обелиске не вернувшихся с Великой Отечественной войны — эти фамилии: на каждую из них — не менее сотни имен…

Дома в Первуново — с XIX века. И не какие-нибудь покосившиеся — крепкие, основательные, из стволов лиственницы, которая не гниет столетиями… Здешние крестьяне не знали крепостного права, имели психологию суверенных хозяев, что сказывается до сих пор … Как бережно и в каком состоянии сохраняется местное кладбище — словами пересказать сложно. Идеальный порядок, подстрижена трава, никакого мусора на могилах, ухожены захоронения 150-летней давности, на них лежат свежие цветы! Традиция культурной памяти в действии — предков помнят на 5—6 поколений в глубь веков, и соседская могила — не посторонняя, это тоже родня или земляки. Другая психология…

Здесь можно услышать колоритнейший уральский говор, который вымер не только в городах, но и в большинстве сел центральной части области. Сам лично слышал, как местная жительница разговаривала по телефону: «Пелагеина внущкя приехала!.. На кладбишше собиралася!.. Не, не на пензии — работат ищщо!.. Не, не одна — с мужОм!». Это не речь — это музыка…

Наша давняя знакомая, к которой мы ежегодно ездим в гости, Глафира Вараксина — женщина, тип которой даже и не ожидаешь встретить теперь. Настоящая, классическая русская крестьянка. Ей 82 года — и она в одиночку (!) ведет солидное хозяйство: огород, ягодные кустарники, держит кур, а год-два назад держала еще и козу. Все — в образцовом порядке — и дом, и приусадебный участок. Впрочем, она — в некотором отношении человек в Первуново привилегированный: у нее в Алапаевске и Невьянске двое дочерей. Была и третья: в «лихие девяностые» ее зверски убили за смешную сумму. Обе при машинах; ее зять — состоятельный местный бизнесмен-фермер, «помещик», владеет несколькими земельными участками, недавно получил звание «Заслуженный фермер России» … Это к тому, что она не предоставлена самой себе, как большинство ее односельчан, — и продуктов дети всегда подкинут, и к врачу отвезут, если прихватит. Не каждому так везет в тех краях…

И культурный досуг местные жители здесь организуют совершенно в стиле «деревенского ретро». В Первуново есть свой мини-хор — 7—8 очень пожилых женщин. Массовика и гармониста у них нет, поэтому поют «а капелла», на два голоса.

Идиллия? Увы, нет… Вот оборотная сторона этой «провинциальной романтики». Сельсовета в Первуново нет — административно деревня причислена к сельсовету в Невьянске, со всеми вытекающими из этого последствиями. Клуба нет — сгорел (наши певуньи вынуждены собираться в комнатушечке, отведенной им в… детском саду!). Библиотеки — тоже: изредка приезжает «библиобус». Несколько домов сгорело — по пьянке. Школы нет — тоже сгорела; по чисто местному преданию, ее подожгли… сами ученики — надеялись, паскудные, что им после того учиться будет не надо. Теперь их возят в школу на автобусе в Голубковское. Совхозное поле заброшено, как и в большинстве деревень области (!), зарастает лебедой. Принадлежавший совхозу лес вырубается местными с ужасающей скоростью — скоро совсем исчезнет… На всю деревню — ни одного фонаря! В продуктовом магазине нет НИЧЕГО — и это надо понимать буквально: только карамель, сыр и какая-то бакалея. Хлеб завозят два раза в неделю, и то не всегда… Все продукты необходимо либо самим привозить из Алапаевска (там, кстати, тоже не густо!), либо переходить на натуральное хозяйство — что большинство местных и делает. Работы в деревне нет, и мужики понемногу спиваются… В общем, тут уже пахнет не Есениным — тут скорее Михаил Рябинин, автор текста самой страшной песни из репертуара покойной Валентины Толкуновой:   

Здравствуй, сынок! 

А деревни у нас больше нет, 

Только дом наш остался всего лишь. 

Здравствуй, сынок! 

Отключен электрический свет… 

Ничего удивительного, что население Первуново катастрофически сокращается: сегодня там живет уже менее двухсот человек — меньше, чем имен на памятнике не вернувшихся с войны… И главное — сокращается за счет молодых и сильных: те, у кого жизнь еще впереди, не хотят связывать свою судьбу с «депрессивным районом». Винить никого не приходится: уровень доходов здешнего жителя настолько же ниже екатеринбургского, насколько екатеринбургский ниже московского — кому же захочется при такой раскладке оставаться?.. Вот и стареет деревня — стареет демографически: скоро там одни старушки-певуньи и останутся… А что потом — когда у наших «женщин в русских селеньях» закончатся силы? Хорошо, у кого есть заботливые и совестливые дети — как у Глафиры Ивановны: не дадут пропасть. А кому так не повезло?

И главное, что наполняет сердце щемящим чувством: понимание того, что этот уникальный мир — уходит. Буквально еще несколько лет — и его не будет. Уйдет последнее поколение настоящих крестьян; уйдет «тип величавой славянки», вытянувшей на своих совсем не двужильных плечах всю историю России ХХ века — и не оставит наследников. Дома из лиственницы, пожалуй, переживут людей — а духовная культура исчезнет. Исчезнут и потрясающий говор, и традиция «бабушек-певуний», и уникальная трудовая этика, не убитая никакими «совковыми» экспериментами. Дети и внуки уже разъехались по более перспективным местам — и станет деревня Первуново «уральским Китежем», разделит участь тех мертвых деревень, коих по области уже множество. «И только будут колосья-кони о хозяине старом тужить»…