Валерия ФИННОВА,

фото из архива автора

На дороге остановился небольшой обоз: повозки с домашним скарбом, измученные люди. Выскочили с ведрами воды жители ближних домов — узнать новости, напоить исхудавших, усталых лошадей.

—Откуда идете?

—С Западной Украины…

—Они уже так близко?!

Мама вынесла тарелку еды, протянула какой-то женщине с узлами, перекинутыми через плечо. Та взяла нерешительно:

—А як же тарiлку?

Мама отмахнулась: не до тарелок… Сорвала пару яблок: Берите-берите!

Рано в то лето поспели яблоки.

Несколько дней спустя мои молодые мама и папа прощаются у эшелона, груженого металлом. Днепропетровский завод металлургического оборудования (ДЗМО) эвакуируется на Урал.

Я вырасту и спрошу у папы: «Как ты ехал?» — «Спал на мотке проволоки». Один из 10 миллионов эвакуированных с одним из 2593 промышленных предприятий ехал в тыл ковать Победу.

Начальник эшелона — папин однокашник по индустриальному техникуму двадцатидевятилетний коммунист Леонид Семенович Стрижевский, с ним жена Варвара Ивановна и двухлетний Вова. Через всю жизнь пронесут дружбу наши родители. Когда меня устроят в детский сад, Вова станет верным рыцарем, и какая-то девочка заметит это в первый же день: «Вовочка да со своей Лерочкой!» Не знаю, что было бы дальше, но на третий день у меня окажется скарлатина, и больше я в сад не приду. Вова окончит в Алапаевске станкостроительный техникум, отслужит в армии, вернется домой, вырастит сына и дочь…

Вчера — поздний телефонный звонок: Вовы не стало.Больно-то как,Господи!

…Мне пять месяцев. Долго судили-рядили, с кем эвакуироваться нам с мамой. Решили: с дедушкой, бабушкой и маминым братом Виталиком — моим тринадцатилетним дядей. Просто дедушкин стрелочный завод создал для своих работников условия «более человеческие», чем папин ДЗМО: те же товарные вагоны, но с окошками под крышей, двухэтажными нарами и спасительной ступенькой на выходе.Не так ужимало.

Мама закрыла на ключ дверь нашего дома, ключ забросила в сад, и мы пошли эвакуироваться.

У меня собственное «купе». На него ушли все десять метров белого дореволюционного полотна с чьей-то загадочной монограммой, вышитой гладью: подарок папиных родителей накануне их эвакуации в Казахстан.Четверо суток стоим перед мостом через Днепр.

Дедушка успевает смотаться домой, и к нашему багажу добавляется швейная машинка «Зингер». Лет через двадцать я в полной мере оценю этот роскошный подарок, да некого уже будет благодарить... Мост беспрерывно бомбят, поезд исполняет сумасшедшее танго: вперед-назад, вперед-назад.

Какая-то женщина в вагоне хватает без разбору свои и чужие подушки, затыкает окна. Едва достигли противоположного берега, мост рухнул. Наш вагон—последний,шестой.

На остановках дедушка берет узкое цилиндрическое ведро, Виталик—большую банку,и они бегут за водой. На каждой станции выведены на платформу два крана: горячий (кипяток) и холодный. Не смотря на войну, врачебный наказ ежедневно купать меня в кипяченой воде неукоснительно выполняется.

Проехали Орел. Страшный, разбомбленный вокзал за окном бесконечный лес. Ночью светятся огоньки. Не сразу догадались, что это волки. У нас ЧП: загорелась букса. А неподалеку озеро с белыми лилиями…Сказка.

— Ну-ка, мужики, — во вторую очередь! — И женский пассажиросостав радостно бултыхнулся в воду. Свердловск с начала войны — закрытый город, поезда следуют через станцию Богданович, здесь нас встречает папа.

Вокзал переполнен. Оценив обстановку, мама решительно открывает дверь к начальнику станции.

—Мне надо перепеленать ребенка, а кроме вашего кабинета, это сделать негде! — Сдвигает на его рабочем столе бумаги, кладет свою ношу на свободное место и снимает похудевший рюкзачок с отутюженными пеленками — остатками моего «боезапаса» на весь долгий путь.

Начальник молча выходит.

Тем временем папа сражается за билеты. Протискивается к кассе, торопливо объясняет в окошко, что трое студентов едут на практику в Алапаевск.

Увидев город, в котором нам предстоит жить, бабушка заплакала.

Живем на подселении в частном доме по улице Смольникова. Хозяйка Вера Степановна работает на заводе, старший сын на фронте, меня опекает средний, Коля. У него в руках длинная палка, я держусь за свободный конец, мы гуляем. Однажды я отпускаю палку и впервые в жизни самостоятельно делаю первый шаг. Это видит мама, возвращаясь с молочной кухни, где ей выдают для меня порцию загадочного продукта «моро», напоминающего кашицу из подслащенной муки.

К зиме папа шьет мне валенки из маминой фетровой шляпки.

…В июне-ноябре 1941-го Урал принял 667 крупных предприятий. Некоторые из них возобновляют работу через полтора-два месяца,а то и через две-три недели после выгрузки оборудования из вагонов.

Приезжим помогают комиссии по эвакуации:

расселяют, устраивают. По инициативе Алапаевского горкома ВКП(б) организована продажа эвакуированным излишков картофеля, и к концу декабря раскуплено свыше трех тонн.

Не хватает одежды, посуды, ложек, табуреток, столов, шкафов… Снабжение топливом — проблема. На заводе начинают выпускать оборонную продукцию. Начальник ОТК по спецпроизводству в новотокарном цехе — Илья Борисович Каменецкий.

Мой папа.

…31 декабря 41-го в цехе важное политическое мероприятие. На столе — новогоднее письмо товарищу Сталину, к столу — очередь подписантов. Отца в этой очереди решительно не представляю, зато представляю его отношение к "агитпропу".  С какой неподражаемой иронией произносила это слово папина мама, моя бабушка Мэра Вениаминовна! Красавица, седая с девятнадцати лет: память о еврейских погромах...

В цехе напряженка. Рабочие дежурят в столовой, надеясь на хлеб, но хлеба нет, есть только суп.

А дома праздник: 19 января папин день рождения, ему исполнилось двадцать восемь.

Начальник новотокарного — Василий Сергеевич Трошин, хорошо помню эту фамилию с папиной интонацией. Ему сорок четыре года, он тоже из Днепропетровска, окончил два курса техникума, до революции служил «мальчиком» в мастерских у родственников. Однажды на партсобрании один из старых знакомых попытался было поднять вопрос о семейных связях с эксплуататорами трудового народа, но аудитория его не поддержала. Трошин — опытный руководитель, прекрасный воспитатель молодежи, талантливый рационализатор. Директор завода Комов отметил, что в  новотокарном «образцово работают с людьми, и в результате все рабочие выполняют нормы  выработки…». А рабочие уточнили: «У нас люди хотят работать, выполняют нормы, но им не идут навстречу, нет для них заготовок…». С дисциплиной, правда, бывают проколы, хотя тенденция явно к улучшению: в январе — 7 нарушений, в феврале — 4, в марте— 2.

…Страшная осень 42-го. Оккупация Украины и Крыма, битва под Москвой, оборона Сталинграда. Тыла нет, есть только фронт, два фронта: боевой и трудовой.

В цехах — листовки: «Рационализатор, изобретатель — боевой помощник Красной Армии. Активным участием в конкурсе поднимем оборонную мощь нашей Родины. Каждое эффективное рационализаторское предложение метко бьет по врагу».

Приказом народного комиссара черной металлургии СССР тов. Тевосяна на заводах объявляется конкурс по рационализации. Отчеты высылаются подекадно.

Один из первых «ударов по врагу» нанес Василий Трошин. Предложил вместо машинного масла варить эмульсию, и цех получил за год 50 т экономии,а выпуск военной продукции только за полмесяца увеличился почти на 40 процентов. Это сколько же "лишних" фашистов уложил!

Производственный план 1942 г новотокарный выполнил на месяц раньше срока, хорошо отработал в первом квартале 43-го, в апреле выдал 130 процентов.

Один из тех, кто руководит научным поиском, аспирант Днепропетровского металлургического института, зам. главного инженера, начальник технического отдела и центральной заводской лаборатории Н.Дубров. Благодаря его исследованиям получение биметалла, незаменимого в производстве военной продукции, возросло на 25 процентов при значительном сокращении расхода топлива. После войны молодой ученый останется в Свердловске, станет профессором, доктором технических наук, заведующим кафедрой технологии отраслей промышленности и строительства института народного хозяйства. У нас дома часто велись разговоры «за производство»,и я запомнила эту фамилию…

В августе 42-го Нижнешайтанский завод получает от командования Красной Армии благодарность за хорошее качество саперных лопат.

Кончится война, заводы перейдут на мирную продукцию, но лопатное производство надолго останется, и папа останется его куратором. А я в вышитом «днепропетровском» платье, переделанном из маминого, стану встречать его летом из Шайтанки,и так здорово будет вместе идти берегом пруда домой. Улица наша так и называлась: Береговая.

Алапаевский металлургический завод. И.Б.Каменецкий (в центре) предъявляет военному представителю образец саперной лопаты

На заводе много разговоров о партизанах. Согласно решению ЦК ВКП(б), парторганизации предприятий должны «подобрать ряд коммунистов, комсомольцев и беспартийных товарищей для посылки в партизанские отряды». В партком вызвали нескольких человек, и стали известны первые добровольцы и первые отступники. Отступников обсуждают и осуждают.

—…Вертогляд, имеет троих детей, больную жену, охотно согласился пойти в партизанский отряд на родную Украину, а такой, как Кулемзин, спрятался в тылу. Это получилось потому, что он не посоветовался со старшими товарищами. Отец его — старый член партии, все родственники — члены партии, все готовы принести себя в жертву…

В постановлении собрания записали: «За трусость, проявленную в момент набора в партизанские отряды, мастера спеццеха Кулемзина Алексея Георгиевича,члена ВКП(б) с 1939 года, отказавшегося пойти в партизанский отряд, исключить из партии, одновременно считать невозможным оставить его на руководящей работе…»

Та же участь постигла еще одного отступника. В заключение председатель собрания сказал, что у него «десятки фактов», когда на предложение парткома отправиться в партизаны коммунисты отвечают, что всегда готовы. И перечислил: Авдеенко, Сервинов, Звягинцев, Сипко, Загребин, Танич… 

Стоп. Сипко, ну да, Нора Сипко! Я ее помню, девочка из нашего квартала, постарше меня. А моя мама помнит ее папу — высокого, грузного… Фронтовая бригада Кулемзина в ответ на решение парткома увеличила выпуск продукции на 25 процентов. Пройдет немного времени, история с партизанским отрядом забудется, и Кулемзин благополучно станет начальником смены в новотокарном цехе 

Пытаюсь представить себе папину реакцию на эту историю и не могу, а только слышу его словечко: «буза».

Металлургам предложено отливать снарядную сталь, но техотдел тянет с проектными работами. Заводу передано два крупных совхоза, но никто не позаботился о том, чтобы сохранить овощи на зиму.

Осенью 42-го не уродилась картошка, и желающим — в первую очередь семьям красноармейцев — выделяются участки для индивидуальных огородов.

Бороны рекомендуется приобретать у частных лиц, а лошадей заменить бычками и коровами. У нас с огородом не получилось. Посадить-то картошку посадили,а вот приехать и прополоть как-то не собрались, и когда папа осенью решил проведать свой участок, он его не нашел: кругом была целина. Знакомые долго над ним подтрунивали, а в заводской газете даже заметка появилась: «Самый худший участок у Каменецких», но это единственное, в чем папа оказался не на высоте.

Вторая военная зима. На заводе работают пошивочная, сапожная и пимокатная мастерские, создаются бригады охотников (первый выход 26-го декабря) и рыболовов. Рыба и дичь сдаются в столовую, столовая , в бывшей конторе листопрокатного цеха.

На базах, в кладовых и на кухне - строгий контроль над расходом продуктов.

Люди голодны, раздеты, разуты. Три месяца не привозят дров. Нет матрацев. Формовщицу чугунолитейного цеха Н. Турянскую осудили на полгода принудительных работ за прогул, а ей просто не в чем было идти на работу.

В июле мастерская отремонтировала 550 пар обуви, но требуется еще не менее 1000 пар на деревянной подошве и 150 пар пеньковых чуней. Замначальника отдела рабочего снабжения Кац просит начальников цехов отпустить сапожников, если таковые найдутся, в отдел рабочего снабжения.

Перед Наркоматом ставится вопрос о выделении мануфактуры для пошива белья и постельных принадлежностей.

Хуже всего тем, кто живет в землянках.

В землянке №1 необходимо сделать электропроводку, новую помойную яму, отремонтировать уборную, прокопать сточную канаву.

Землянку №3 — оштукатурить и побелить, сделать 65 железных кроватей, помойную яму, построить дровяник…

Во 2-й и 4-й землянках «жить совершенно невозможно, надо ликвидировать двухнарную систему топчанов».

В общежитии клуба Рабочего городка — сложить две отопительные печи, новый кухонный очаг, сделать 200 железных кроватей, приобрести 270 тумбочек, 250 табуреток и 600 комплектов постельных принадлежностей.

Нет воды, дров, лампочек, соломы для матрацев.Только осенью сорок четвертого до всего этого дойдут руки. Цеховые партийные организации возьмут шефство над каждым общежитием и землянкой; в городе запланируют построить 13 жилых объектов.

…Мы живем уже не в частном секторе, а в 12-квартирном доме. Коридорная система, напротив нашей комнаты —  коммутатор. Там перед большими щитами с дырочками сидят женщины, втыкают и выдергивают из этих дырочек длинные шнуры с наконечниками, очень похожие на змей. Воткнут такую «змею» — и кто-то с кем-то сможет поговорить. Очень интересно. Меня иногда пускают посмотреть.

...Война  уходит все дальше на запад. Металлурги берут шефство над Краснооктябрьским районом Сталинграда: отправляют 3 тыс. кг гвоздей, станки, инструмент, промоборудование, вагон чугунного литья. В цехах делают лопаты, столовые ложки и вилки.

Начинается подготовка к посевной 1944-го.

Категорически запрещается выдавать со складов и баз картофель без предварительной срезки верхушек. Наука эта нехитрая, но требует соблюдения кое-каких правил. Вес верхушек должен составлять не меньше десяти процентов от веса клубня.

Затем от трех до пяти дней верхушки провяливаНа базах, и только после этого закладываются на зимнее хранение. Слой не должен превышать 50 см.

К заготовке срезанного картофеля привлекаются все желающие. Стимул — овощной обед. Цель — весной 1944-го обеспечить совхоз посадочным материалом.

Чтобы сохранить скот, организуется добыча сапропеля —  органического ила, его подмешивают в корм животным. Первый этап — выкорчевка пней.

Тем, кто занят на вскрышных работах, выделяются

нефондовые товары.

Когда становится совсем голодно, папа отправляет нас с мамой к бабушке и дедушке под Новосибирск, на станцию Инская: Сибирь все-таки живет посытнее.

В Новосибирске — повальный тиф. Больные и мертвые лежат прямо на земле, в основном, это люди из трудармии. Заболела мама. Вижу тонкие очки в красноватом свете электрической лампочки, прикрытой бумажным колпаком: это дедушка, мой «дедя», часами носит меня на руках. Когда мама, стриженная наголо, с едва отросшим черны ежиком вернется из больницы, я ее не узнаю, и не сразу меня смогут оторвать от дедушки. Хотя мама в белом воздушном тюрбане, сооруженном из кружевного шарфа, выглядела, конечно же, потрясно: «карие очи, черные брови»…

Беда одна не приходит. У дедушки инсульт.

Больница затеяла какой-то переезд, и мама разыскала его, дрожащего, в одном костюме, на жесткой скамье холодного вокзала.К инсульту добавилось воспаление легких, и через три дня моего дедушки Павла Ивановича Павленко не стало…

Я ношу его лицо.

…Еще одна фамилия выплывает из детства: Крыжановский. Тоже из Днепропетровска. В двадцатые годы — квалифицированный электросварщик, работал на заводе им. Петровского, а значит, его мог знать не только мой дедушка-юрисконсульт этого завода, но и бабушка Александра Николаевна, сотрудница секретариата.

Перед войной Крыжановский — уже на ДЗМО, начальник цеха ширпотреба, и здесь его просто не мог н, знать папа. Ну, а в послевоенные годы даже я запоминаю эту фамилию из разговоров взрослых. О нем надо писать детектив.

…1923-й год. Партия направляет молодого коммуниста Владимира Крыжановского в Севастополь для борьбы с бандитизмом. Руководит борьбой человек по фамилии Кожан и допускает, на взгляд Крыжановского, «много неправильностей», однако на замечания не реагирует. В знак протеста Крыжановский с двумя товарищами подает заявление о выходе из партии. Кожан предлагает взять заявления обратно. Все трое отказываются и обращаются в партийные органы. После разбирательства Кожана арестовывают и расстреливают как врага народа. Крыжановский к тому времени уже в Днепропетровске…

Когда началась война и завод стали срочно готовить к эвакуации, он «показал себя как преданный патриот, дни и ночи работал на эвакуации оборудования». В Алапаевске — начальник инструментального цеха, и здесь вскоре не осталось рабочих, не выполняющих норму. Сам Крыжановский — активный рационализатор и вообще, по аттестации начальства, «прекрасный работник».

…В дверях поворачивается ключ, это папа приехал из командировки.

— Поздравляю, Днепропетровск освободили. — И протягивает маме небольшой сверток, папа никогда не возвращался из командировок без подарков. В свертке— фарфоровый бульдог с привязанным к нему кулечком конфет. Верный пес и по сей день сторожит наш дом и память.

Согласно решению Наркомата, металлурги Алапаевска берут шефство над ДЗМО. Цель — быстрейшее восстановление завода. Новотокарный и инструментальный проявляют инициативу: инструмент и оборудование изготовляются в сверхурочные часы. 

На средства, полученные от субботников, закупается инструмент, лес, товары ширпотреба, выделяется несколько сортов кровли. Шефская комиссия занимается подбором инструмента и материалов из неликвидных внутренних ресурсов.К отправке в Днепропетровск готовится культинвентарь.

ГКО принимает решение о восстановлении цеха тюбингов, большая часть его оборудования находится в Алапаевске. Начальник цеха В.С. Трошин откомандирован на прежнее место работы.

ДЗМО безвозмездно передаются основные средства на 23 тысячи рублей, а к основным фондам Алапаевского завода присоединяется эвакооборудование на 42 тысячи.

…Утро. Меня будят громкие голоса и смех. Я уже готова рассердиться, но вдруг понимаю, что дома не только мама, но и папа!А это большая редкость — папа же всегда на заводе. На маминой кровати белое покрывало — тоже редкость, так бывает только на праздник…

Мама увидела, что я проснулась:

— Лерочка, победа!

Вот и все, что я помню про этот замечательный день. Теперь мне предстоит засыпать и просыпаться под мамино: «Надо ехать домой…»

Уезжают знакомые и друзья. Пройдет несколько лет, уедет с родителями в Днепропетровск моя лучшая подруга

Бэла Мельц, ее папа Илья Ильич на Алапаевском заводе был начальником отдела оборудования.

И только мы остаемся и остаемся. Идут дни, недели, месяцы, годы… У папы интересная работа, перед ним открываются новые перспективы, и мамино «надо ехать домой» я слышу все реже и реже…

Опубликовано в журнале "Уральский следопыт" от 2009 года, май