Человеку, не знавшему войну, никогда до конца не понять того, кто прошел сквозь нее, не раз и не шутейно заглядывая в глаза смерти. Это четко понимаешь, когда говоришь с фронтовиками. Понимаешь и то, что чем ближе подойдешь ты к этому их пониманию, тем тоньше будешь ощущать и саму жизнь, такую многостороннюю, и самого себя, такого ограниченного и самоуверенного. Война - страшное испытание для любого, кто волею судьбы бросается в ее пекло, но война высвечивает в человеке его суть, то, что каждый из нас (или не каждый) порою боится в себе найти. Один из наших читателей спрашивает, почему у детей войны чувство уважения к старшим намного выше, чем у нынешних? Наверное, они поняли в жизни то, что является ее сутью. Когда же вокруг одна пена, красивая и обманчивая, что можно понять? Но как же тяжело тем, кто, пройдя войну, потеряв здоровье и поняв правду жизни, среди тех, кто судит об этой правде, увязнув в иллюзиях, в каких-то политических заморочках и в погоне за чужестранными идеалами!

Разговариваем о войне с Зинаидой Федоровной Ингодовой у нее дома, в поселке Махнево. На столе самовар, куча сладостей, хозяйка гостеприимна, открыта, по всему видно, рада гостям. И пока разговор крутился вокруг теперешней жизни, чай разговору не мешал, да и взгляд у Зинаиды Федоровны был озорным, что делало беседу легкой и непринужденной. Она призналась, что не знает, что нам рассказывать, о войне, ей кажется, она рассказала уже все...

Много о войне рассказано на самом деле, многим и читать-то надоело о ней и фильмы смотреть. А фронтовики читают и смотрят, сравнивая свои переживания и свой военный опыт с тем, о чем написано и что показано, и плачут. О чем они плачут? О молодости ушедшей? О том, как ощущают себя в этой жизни? О детях своих и внуках? Нам бы понять...

Мы начали разговор о войне. И встала перед глазами юная, светловолосая девушка, ученица десятого класса. Бойкая, активная, как и все, прошедшая через военные сборы. Она многое умела делать в свои годы, в том числе и хорошо стрелять: дед был охотником, а мальчиков в родне не было - и на охоту он брал ее, внучку, и если она не попадала в белку, давал крепкие затрещины...

Началась война. И ее в числе лучших десяти девушек забрали из школы в армию. Троих - ее, Нину Александрову и Галю Третьякову - отправили в женское снайперское училище города Подольска. Учились почти год, изучая все виды стрелкового оружия, а также минерное дело и политграмоту. Учились ненавидеть врага.

А потом был фронт, и шел 1942 год... Зина попала в Карелию, так как выросла в уральском суровом климате. Сибирячки да уралочки защищали рубежи нашей Родины в этих суровых местах. Что такое Карелия? По словам Зинаиды Федоровны, это озера, болота и сосны до неба.

Она стала командиром отделения, в подчинении десять девушек. Глядя на нее сегодняшнюю, не удивляешься этому - она, именно она и должна была стать командиром. Но и она испугалась тогда: «Куда нас, черт возьми, привезли? Одна вода кругом!»

Армия в Карелии тогда стояла в обороне, народу было мало. Им выделили землянку, фуфайки, ватные брюки, сапоги, познакомили с линией обороны, чтобы знали, куда можно лезть, а куда нельзя, где можно наблюдать, а где - нет. Снайпер - тот же охотник (в переводе с английского - бекас. Тот, кто способен подстрелить эту птичку -«снайпер», меткий стрелок), также надо ползать, выслеживая цель...

- Целую неделю ползали, изучали местность, - рассказывала Зинаида Федоровна, - в пять утра вставали, пробирались на передовую и искали укрытие. Немцы-то тоже в обороне были и наблюдали за нами, также как и мы за ними. И уж кто кого первый заметит... Но снайперами у немцев были финны...

С финнами советские войска столкнулись в финской кампании 39-40 годов. Это был жестокий урок. Разработанная ими тактика и методика работы снайперов в зимнее время осталась непревзойденной, и даже в наше время к ней нечего добавить. Русские узнали, что такое снайперский террор и что может снайпер-кукушка. Финны -лесорубы и охотники, знатоки природы, умеющие «переговариваться» птичьими голосами (оттого и название «кукушка»). Потери от снайперского огня финнов были ошеломляющими...

В Карелии под огонь финнов попали наши девочки... Но и сами они оказались под их прицелами.

- Через десять дней, - продолжает рассказ, заметно волнуясь, Зинаида Федоровна, - мы с девочкой, моей снайперской парой, убили по одному немцу. Они тоже, как и мы, прятались в траншеи... Кругом вода. Хочешь жить - ходи по траншее с водой, не хочешь - по брустверу, где-то и ползком... А тут ихний какой-то крупный чин в баню, видимо, ходил, не захотел замараться, вот мы его и адъютанта и сняли... И нас засекли. Надо было сразу место менять, мы не успели. И два дня пролежали в кочках среди воды. Шел март или апрель, вода-то холодная. Мы думали, что все, это конец: ни ноги, ни руки уже не шевелились... Высунешься - верная смерть... Наши открыли минометный огонь, и разведчики насилу нас выволокли... Дали по сто граммов, растерли спиртом, мы переоделись у них во все сухое, а назавтра уже были на ногах. Не заболели даже, вот что удивительно...

Нас становилось все меньше. Мы спаслись, но три снайперские пары погибли - две девочки на мине подорвались, две другие напоролись на немцев (мы ведь и за линию фронта ползали) и, чтобы в плен не попасть, сами застрелились... Когда осталось две-три пары, нас отдали в полковую разведку...

"Принятый РККА в 1942 году «Боевой устав пехоты» так определял круг боевых задач, решаемых снайперами на фронте: «Уничтожение снайперов, офицеров, наблюдателей, орудийных и пулеметных расчетов (особенно фланкирующих и кинжальных), экипажей остановившихся танков, низко летящих самолетов противника и вообще всех важных, появляющихся на короткое время и быстро исчезающих целей...Снайпер должен также уметь показать трассирующей пулей и другими способами пехоте, артиллерии, минометам и противотанковым ружьям важные цели, неуязвимые пулей: танки, ДОТ (ДЗОТ), орудия»."

В дневниках и письмах, найденных у убитых немецких офицеров, нередко попадались фразы, подобные этой: «Русский снайпер - это что-то очень ужасное, от него не скроешься нигде! В траншеях нельзя поднять голову. Малейшая неосторожность - и сразу получишь пулю между глаз... Снайперы русских часами лежат на одном месте в засаде и берут на мушку всякого, кто покажется. Только в темноте можно чувствовать себя в безопасности...» И потому если для уничтожения снайпера было необходимо пожертвовать взводом своих автоматчиков - это делали, не задумываясь, и немцы и русские (против немецкого снайпера). В случае если взвод погибал под огнем противника, но снайпер был уничтожен, цель считалась достигнутой, ибо снайпер одним своим существованием наносил вреда больше, чем целое пехотное подразделение... Среди них, снайперов, была и Зинаида Федоровна. Многое она сегодня уже не может вспомнить - контузия и возраст, ей 81 год.

- «Языка» надо, идешь, высматриваешь порой целую неделю, где и кто, а потом, когда разведчики «языка»-то возьмут, их прикрываешь. Эта операция как-то называлась по-другому, я уже не помню... Надо же, - удивляется она, - а ведь раньше все помнила... В тыл мы ходили, в места скопления немцев, туда, где боеприпасы у них хранились, а иногда и в бой вступали... Зачем снайпер-то в разведке? Часовых из автомата снимать не будешь, шуму-то сколько наделаешь... Вот этим в разведке и занимались...

Освобождала она полуостров Рыбачий, Мурманск, дошла до Северной Норвегии. Последнее задание разведке было спасти от немцев один очень важный мост над пропастью среди скал. Нашим войскам он очень был нужен, а немцы хотели его взорвать...

- Три дня мы подбирались к мосту. Там камни кругом, березки эти карликовые, все же просматривается. - Она говорила, и картина эта ясно вставала перед глазами. - Мы сделали разведку боем, разминировали мост, но нас немцы засекли и открыли такой минометный огонь, что из 28 человек осталось только четверо. ..Но до прихода наших частей мы мост сохранили...

Там-то меня и ранило тяжело, ползадницы оторвало и  контузило... - Она прерывисто вздохнула... - Попала в госпиталь, около восьми месяцев пролежала, домой уже хотели отправить, а я убежала. Наши ребята были в госпитале, все обмундирование

мне приготовили, и я с ними ушла в свою часть. И до кон ца войны. Я сильно болела, припадки какие-то были... Но выдержала до конца... За мост получила орден Славы третьей степени...

Она вернулась, выжила, приноровившись к послевоенной жизни.

Мы сегодня о многом рассуждаем, мы, не прошедшие через ту войну. Кто-то сегодня уже может сказать, что снайпер -это убийца, жестокий и равнодушный.

Зинаида Федоровна смотрит на это вполне конкретно:

- Мы все злые были. Ты знаешь, как нам жалко было девочек наших, ребят наших - таких молодых! Сколько их осталось в этих проклятых болотах! Идешь, а они руки протягивают: «Сестра, помоги...» А я не могу, финнов этих везде, знаешь, сколько было! И как я их вытащу? Так раненых и оставляли. .. А если б помочь, скольких бы уберегли... Но не сунешься в болота эти... Ой, елки-палки, парни-то все какие были, сибиряки да уральцы...

А когда Кандалакшу освободили, там концлагерь был для мужчин. Бараки стояли на болоте, и кто на нижних нарах лежал (провинившиеся), на ощупь были, как будто мылом их намылили... И охраняли их наши «власовцы». Ты думаешь, это все легко пережить? Злые мы были. Стреляли без всякого сожаления, даже с каким-то азартом: мстили за наших. Было не до рассуждения...

Была у нее на фронте и любовь.

- А как? - спрашивает она, - на войне и минуты отдыха были, и любовь настоящая. Мальчик мой минером был. Пожениться хотели, но в Норвегии-то погиб он... У них там в скалах хранилища были для рома. Чаны огромные такие. Немцы их заминировали, а наших послали разминировать. Мальчика-mo моего уже в Москву определяли на охрану партии и правительства, он высокий был и красивый, но не учли что-то минеры и подорвались... Ты бы, девка, видела, что творилось у чанов-то! С ведрами наши-то шли, любители же этого дела, сама знаешь, так до того напьются, что и спят тут же у чанов. Наших-то никуда допустить невозможно, вот вопрос-то в чем...

В мирной жизни, по словам Зинаиды Федоровны, все вкалывали за копейки. Пришлось ей отказаться от группы - на те гроши, что за нее платили, было просто не прожить. Работала и халтурила, как уж здоровье позволяло. Подняли с мужем троих детей. Всегда ездила на встречи с однополчанами - в Мурманск, Петрозаводск, в Кандалакшу, а на День Победы - в Москву... А сейчас, говорит, и писем не стало - поумирали все. Одна осталась, подруга Нина и та умерла недавно... Дети зовут к себе, но не хочет она в высотные дома, здесь все знакомо, здесь ее любимый огород (фазенда) - нынче вон шесть соток картошки сама выкопала. Смеется над своим «подвигом»:

- Да нынче чо копать-то было? Нету картошки-то ни фига. Вот и поупражнялась немного, сидеть сплетничать не люблю. За работой и боль проходит.

Бог дает Зинаиде Федоровне здоровья. Говорит, что живет за сына своего, Сережу. Молодым умер. Вот уже двадцать лет спит на досках - из-за ранения в позвоночник, таблеток старается не пить, соблюдает диету. Каша овсяная и чай - вот ее основная еда в последние годы. Только это организм принимает. А вот других угощать любит...

После войны работала в Махневском военкомате в секретном отделе, вела дела офицерского и сержантского состава. Были, говорит, в Махнево и предатели, и «власовцы», и старосты бывшие, даже два иностранных завербованных агента... Всех тогда находили, как бы кто ни скрывал свое темное прошлое. Говорит, что Маршал Жуков два раза приезжал в Махнево в военкомат по своим каким-то делам. Именно он в будущем помог ей получить квартиру, ту, в которой живет и сейчас.

- Я тогда уже в торговле работала, военкомат-то в Алапаевск перевели, а я торговый техникум закончила и тридцать лет в торговле-то проработала. А квартиру никак мне, черт подери, не давали. Я Жукову-то и написала, я знаю, кому писать, - смеется Зинаида Федоровна. - Быстро квартира появилась. Большая, светлая. Семья-то большая была, это сейчас я одна. Чо делать, если всю родню пережила? Но живу, не унываю. В совете ветеранов работаю. Да я, видишь, не робкого десятка, везде встреваю, спуску никому не даю, за словом в карман не лезу, черт подери. На фронте такая же была, иначе просто бы не выжила...

В сегодняшней жизни Зинаида Федоровна очень многого не понимает:

- Вчера телевизор смотрела, дворец Михалкова показывали. Бассейн там у него, зал тренажерный... А люди как живут! А чо говорит, так не слушал бы. Зачем показывают? Была бы сейчас советская-то власть, так бы что ли жили? Мы за что воевали? За это вот, черт подери? Это сейчас ветераны войны получше живут, а после войны-то что было? Не знаете, чо дальше будет? Наверное, еще хуже. Смотрю на молодежь, нет патриотизма никакого...

Какой-то национальный вопрос придумали. Мы на фронте никогда не разбирали, кто какой национальности, просто дружили и все. А национальности-то все были. Сейчас вон евреев все трясут. У нас в разведке парень был еврей, классно дрался. И командир полка был еврей, и не какой-нибудь, а классный. Сейчас, гляди-ка, чо удумали! Ой, не знаю, чо дальше будет... С армией-то что сделали? Знакомая из Москвы пишет, что солдаты генералам такие дачи строят, день и ночь работают ...Да я зачем в такую армию сына бы отпустила? Забыли про Родину-то... Я немало пожила, многое повидала, но вот и такое увидеть пришлось...

Мы о многом говорили, но главное, что тревожит сердце бывшей фронтовички, - судьба Родины нашей, да то, как дальше жить будем, какими дети наши вырастут... Не за то она воевала, что сделали со страной сегодня...

Галина КРЫЖИК Фото Владимира МАКАРЧУКА

Статья газеты Алапаевская Искра № 186-187 Вечерний Алапаевск №44 от 3 ноября 2005 г

Воинская часть 253 сп 

Наименование награды Медаль «За оборону Советского Заполярья» 

Номер фонда ист. информации 363 

Номер описи ист. информации 6219 

Номер дела ист. информации 311 

Архив ЦАМО