«... Она шла по дому, как бы по плану, и сравнивала, как сейчас и как было при ней... При этом она ссылалась и на то, как было при Чайковских. Откуда она могла это знать - не передавалась ли устная память из поколения в поколение?» 

Так описывает Вера Борисовна Городилина, основательница музея Петра Ильича Чайковского в Алапаевске, встречу-возвращение в 1964 году очень старой женщины, Елизаветы Александровны Кабаковой (урожденной Останиной) с «господским домом», бывшей резиденцией управляющих заводами Алапаевского горного округа. 

Она жила в нем при управляющем К.К. Морене в 1901-1902 годах. Всего в списке управляющих Алапаевским горным округом с 1823 по 1918 год, когда завод был национализирован, - 17 имен. Илья Петрович Чайковский - четвертый, служил с 1849 по 1852, но именно его вспоминают спустя более чем столетие.

Было за что помнить этого необыкновенного управляющего!
Илья Петрович со своим многочисленным семейством попал в Алапаевск по воле случая. Собирался служить на Демидовских заводах в Нижнетагильском округе, да что-то помешало его назначению.

Наследники Яковлева были рады иметь во главе своих заводов Чайковского. Этот горный инженер, великолепный специалист и организатор, имел репутацию неподкупного, бескорыстного человека - довольно редкое сочетание в те времена.

К 1849 - это генерал-майор в отставке, закончивший службу горным начальником Камско-Воткинского казенного завода. Ему 53 года - родился Илья Петрович в 1795 году, в семье градоначальника города Слободского, Вятской губернии. У него безупречный послужной список. Где бы ни служил Чайковский после окончания в 1817 году Петербургского корпуса горных инженеров с большой серебряной медалью - на Старорусском ли солеваренном заводе, в Онежском ли соляном правлении (управляющим) - везде трудился не за страх, а за совесть, добивался значительного усовершенствования производства. Воткинский завод вообще обязан И.П.Чайковскому созданием новой отрасли – кораблестроения. Управляющему горным округом один за другим следовали положенные ордена – Станислава II степени, Анны II степени. Имел он и знак отличия безупречной службы. Но – никаких средств! 

Больно читать его прошение министру финансов Ф.П. Вронченко: «Приемлю смелость покорнейше просить Ваше Превосходительство принять во внимание доставленные мною казне выгоды и из сбереженных заводских сумм или остатков исходатайствовать мне у Его Императорского Величества хотя бы 3 тысячи рублей серебром на уплату долгов и беспрепятственный выезд с завода (Воткинского - Прим. автора.)»

Последовала резолюция: г-н министр финансов приказал уведомить г-на Чайковского, что не представляется возможности удовлетворить его просьбу. И это несмотря на ходатайство Главного Начальника уральских заводов всесильного генерал-лейтенанта В.А. Глинки: «Выходя совершенно бедным со службы, которую он проходил совершенно безукоризненно... Чайковский просит меня обратить благосклонное внимание начальства на его положение».

А на руках у Ильи Петровича разросшееся семейство, он с Александрой Андреевной Чайковской (урожденной Ассиер) растил пятерых своих детей: Зинаиду, Николая, Петра, Сашеньку, Ипполита. Взял он также на воспитание дочь брата Владимира, рано потерявшую мать Лидочку Чайковскую; а когда овдовела и осталась без средств с четырьмя детьми сестра Анны Андреевны - Елизавета Андреевна Шоберт - к кому она обратилась за помощью? Конечно же, к добрейшему Илье Петровичу - и Шоберты тоже становятся членами семьи, приехав осенью 1849 года уже в Алапаевск.

Да, должность управляющего Алапаевским горным округом - это спасение для семьи: жалование здесь, на частных заводах, несравненно большее, чем на казенных. 

***

Итак, весной 1849 года новый управляющий приступил к своим обязанностям.

…Мастеровые Алапаевских заводов вконец обнищали - и ожесточились, десятками лет борясь за установление более высоких расценок за труд, по «гороблагодатским штатам» (то есть как на казенных заводах) вместо «екатеринбургских штатов"». Да еще случился падеж скота, и семьи алапаевских полупролетариев-полукрестьян потеряли кормилиц-коров.

И чудесный управляющий добивается, казалось, невозможного. Он, по согласованию с генералом Глинкой, делает своеобразный ход конем - составляет на 1851 год смету расценок повышенных, приравненных как раз к расценкам «гороблагодатских штатов». Это дало рабочим прибавку к жалованию в 20 процентов! И заводовладельцы вынуждены были уступить, хотя вряд ли были довольны таким направлением деятельности нового управляющего.

Пошли навстречу и в другом. Илья Петрович, который очень хорошо представлял, что значит - прокормить семью - запрашивает у заводовладельцев средства для приобретения мастеровым коров и лошадей. Из Петербурга было выслано 1500 рублей серебром. Это большие деньги по тем временам, корова тогда стоила 10 рублей.

Чайковский заслужил доверие и любовь заводчан - то один, то другой шли к управляющему и просили его быть крестным отцом у своих детей. Он никому не отказывал: в метрической книге Алексеевской церкви много записей о том, что генерал-майор Илья Петрович Чайковский был восприемником при крещении. А крестники получали права на внимание со стороны чадолюбивого управляющего.
В том же Алексеевском храме 9 мая 1850 года крещены Модест и Анатолий Чайковские, близнецы, родившиеся у Александры Андреевны и Ильи Петровича 1 мая 1850 года. Все многочисленное семейство носится с очаровательными крошками, называя их не иначе, как ангелочками, херувимчиками, сливая их имена в одно «Мотички», выбирая для них наилучшую кормилицу. Отец, во время отъезда жены в Петербург, - сам превосходная нянька.

Всего два года младшие Чайковские провели в Алапаевске, но рассказы об их родине старших всегда были для них «любезнее всяких сказок». Близнецы вырастут, Анатолий сделает прекрасную карьеру, станет вице-губернатором Тифлиса, позднее - Нижнего Новгорода; в конце жизни он - сенатор. 

Модест же представляется почти alter ego старшего брата - Петра; он был, в сущности, его семьей. Страстный любитель театра, Модест станет драматургом. Но талант ему был отпущен не в меру таланта брата. Он известен более как либреттист опер Петра Чайковского «Пиковая дама» и «Иоланта». Главное же дело его жизни - создание 3-х томной биографии брата-композитора и основание Дома-музея Чайковского в Клину.

***

При Илье Петровиче, прекрасном горном инженере, успешно шла модернизация Алапаевского завода. Был переоборудован корпус раскатных машин - введено пудлинговое производство, с прокатными станами и молотами, с 8 турбинами конструкции И.Е. Софонова.

Первую софоновскую турбину установили на Нейво-Алапаевском заводе к началу 1837 года. И сразу выпуск кровельного железа был увеличен почти в 2 раза. Вот как в газете «Мануфактурные и горнозаводские известия», в стиле того времени, «преподносили» изобретение И. Софонова: «Я очень рад сообщить просвещенным читателям, вполне умеющим ценить все полезное, об алапаевских турбинах, которые, по моему мнению, первые не только на Урале, но едва ли не во всей России построены с технической целью (подписал некий С.С. - Прим. автора.)»

Игнатий Евстафьевич Софонов (1800 -1873 гг., – годы жизни по записи в метрической книге Алексеевской церкви. – Прим. автора) - из рабочей династии, известной в Алапаевске с 1757 года. Отец его, плотинный мастер, взял сына в учение; после его ухода сын унаследовал должность. Плотина в те времена - сердце завода: вода приводила в действие все машины и механизмы.

Созданная гениальным самоучкой турбина (ее сам изобретатель называл водяным колесом с вертикальной осью, в отличие от устаревшего, где ось была горизонтальной) - революция в гидротехнике.

Заводовладельцы изобретение оценили; в Алапаевск специально приехал председатель правления генерал К.И. Альбрехт. Он повелел «переименовать плотинного мастера Игнатия Евстафьевича Софонова в механика всех Алапаевских заводов с окладом 500 рублей в год. Дать название вновь построенной машине в честь изобретателя «Софоновской» и пожаловать ему золотые часы».

Чайковский же 15 июня 1849 года направляет в Петербург рапорт о необходимости увеличения жалования Софонову на 200 рублей. Жалование увеличили. И золотой медалью был награжден Софонов в 1850 году по ходатайству Чайковского.
При Илье Петровиче в том же 1850 году возрождается Верхнесинячихинский завод, а на международную выставку в Лондон отправляются изделия Алапаевских заводов, которые получают там золотую медаль за высокое качество. 
Но, к сожалению, Илья Петрович не долго оставался на своем месте в Алапаевске. В сентябре 1851 года он был с отчетом в петербургской главной конторе управления заводами и ...подал прошение о своей отставке. «Они не довольны моим управлением за то, что я строю новые фабрики и машины... С получением сего письма прошу постепенно убираться и готовиться к отъезду из Алапаевска. Приеду только затем, чтобы поскорей убраться от недобрых людей», - пишет он жене.

Прошение было принято только со второго раза, уже в 1852 году. В самом начале мая семья покидает Алапаевск. При новом управляющем Москвине незамедлительно вводятся старые – «екатеринбургские штаты»...

***

Петр покинул Алапаевск еще раньше: в августе 1850 года он с матерью уезжает в Петербург, где становится воспитанником училища Правоведения. Училище - заведение привилегированное: правоведы числятся на втором месте в своеобразной негласной «табели о рангах» - после выпускников Императорского Александровского лицея.
Петр должен был пойти по стопам отца и еще в 1849 году - вместе со старшим братом Николаем - стать кадетом корпуса горных инженеров. Но тяжело заболел. Так он со всем семейством попадает в Алапаевск.

Двойная случайность, если вспомнить, что Илья Петрович собирался служить в Нижнем Тагиле, - привела в наш город будущего композитора. Впрочем, человек предполагает, а Бог располагает - провиденциальный смысл общеизвестной пословицы очевиден.

Как бы то ни было, он еще почти полтора года прожил со своей любимой семьей, провел на Урале два чудесных лета. Вместе со всеми плавал на лодках по Нейве, к знаменитым скалам «Старику» и «Старухе».

«Скалы были с эхом, это было любимое место прогулки в экипаже, пикников с самоварами. Приятная забава была кричать, обращаясь к скалам: «Старик и старуха здоровы?» - эхо отвечает: «Здоровы»; «Старик старуху любит?» - эхо отвечает: «Любит...» И мы, детки, были счастливы», - так вспоминает летние дни в Алапаевске младший брат Петра - Ипполит, Поля, тогда 6-7 летний мальчик.

Если же оставались дома, то шли в сад, точнее, род небольшого парка. Пьер становился главным жрецом, предводителем процессии из преданных служителей: сестры Сашеньки, брата Поли и многочисленных кузин.- Отзвуки этих игр слышны в «кукольном цикле» из «Детского альбома», пьесах «Болезнь куклы», «Похороны куклы».(Прошу поместить на полях – Л.А.)

В Алапаевске он - старший из детей и просто обожаемый остальными, его поклонниками. Он изобретает одну игру за другой, а когда пришла пора уезжать в Петербург, составляет правила игр и строго наказывает младшим соблюдать их.

Впрочем, отчасти он начинает тяготиться малышами. «Поля слишком мал, чтобы быть мне товарищем...» - пишет Петр Фанни Дюрбах, воспитательнице, любимой с той - уже далекой поры - детства в Воткинске.

Оправившись от болезни, усиленно занимается - готовится к поступлению в училище под руководством новой воспитательницы Анастасии Петровой. Эта девушка, выпускница Николаевского сиротского института в Петербурге, владела фортепиано, хотя и не имела права преподавать. Но она, очевидно, поддерживала Петра в его стремлении стать в будущем музыкантом (известно со слов друзей Петровой, что юный Чайковский в минуты откровения так и говорил ей: «Я буду великим музыкантом»). Иначе вряд ли свое первое известное сочинение – «Анастасия-вальс» - Чайковский посвятил бы именно ей. 
Петр много читает: «Недавно я прочел канун Рождества (видимо, гоголевская – «Ночь перед Рождеством» - Прим. автора.) Мне бы хотелось также «Дух христианства» (Шатобриана - Прим. автора.), но я ничего не понимаю». Ребенок, чье первое, еще «воткинское» стихотворение - на французском - обращено к Богу, теперь пытается разобраться в самой поэтической апологии христианства, созданной на французском языке.

И у него есть музыка; с четырех с половиной лет он не помнит себя без фортепиано. Музыкой он болен: «О, эта музыка, музыка! Она у меня здесь, здесь», - рыдая и указывая на голову, говорил мальчик Фанни Дюрбах в одну из своих бессонных ночей - и плакал навзрыд.
Первую свою учительницу музыки, Марию Марковну Пальчикову, Петр вскоре догнал - читал свободно ноты, играл мазурки Шопена. До болезни успел взять несколько уроков у Филиппова - известного петербургского педагога-пианиста. 

А в Алапаевске остался без руководителя - трудно было сыскать хорошего учителя в таком захолустье. Но он уже довольно крепко «стал на руки». И выступает в роли практикующего пианиста: под его музыку танцует молодежь Чайковских: «Петр нам аккомпанирует, он прелестно играет, даже можно подумать, что играет взрослый. Нельзя сравнить, как он играл в Воткинске и теперь», - пишет в 1849 году из Алапаевска его взрослая кузина Лидия.
Фурор производит модный танец "Качуча", - с кастаньетами, с пристукиванием каблучков, - завезенный из Петербурга; его в день папенькиных именин исполняет грациозная Сашенька под аккомпанемент Петра. Всем запомнился этот чудесный Ильин день 1850 года. Петр, Сашенька, Поля представляли в костюмах живые картины - турок, итальянцев, цыган.

А какой был фейерверк! - не отсюда ли идет любовь к петардам у алапаевской молодежи, да такая, что отсутствие фейерверка в 1988 году привело к "молодежному бунту"? - пишу это почти всерьез... 

Но главное - не танцы, и даже не вечера, посвященные домашнему музицированию. Впрочем, такие вечера у Чайковских здесь были реже, чем в Воткинске - слишком много времени и сил занимало устройство на новом месте, да к тому же Александра Андреевна ждала ребенка, оказалось двух. Но, редкие, они тем более жили в памяти мальчика. «Милые мамаша и папаша! Недавно играл в училище «Соловья», и ужасная грусть овладела мною, то я вспоминал, как играл в Алапаеве вечером, и вы слушали, то вспоминал, как вы пели эту вещь со мною вместе...» - пишет он в Алапаевск в январе 1852 года. 

Главное же - насущная потребность в музыке для себя, уже - для исцеления. «Я никогда не покидаю фортепиано, которое меня очень радует, когда я грустен», - это опять из письма к Фанни, в марте 1850 года.
Петр пока что играет, импровизирует, но не записывает сочиненное. Запись нот - такая мука для юных; неудивительно, что ничего не сохранилось от алапаевского периода.

Но позже, когда он приучится фиксировать свою сокровенную музыку - как много она скажет другим, кому тоже бывает грустно... 

А музыкальные впечатления он жадно черпает везде. И на балу у алапаевского исправника, где играл механический орган, и в песнях заводчан - заунывных, но чаще шуточных. И в балаганчиках на Ирбитской ярмарке - семья Чайковских ездила туда в марте 1850 года. Не отсюда ли пошла любовь к музыке клоунов на колокольчиках, бутылках, в которой Чайковский позже признается Константину Варламову, русскому актеру?

И в колокольном звоне Алексеевского храма - он привык просыпаться под колокола, зовущие к ранней обедне. А на сон грядущий напутствовал звон после вечернего богослужения. Колокола знатные, звон их на 12 верст слышен был по реке.

Никогда, пожалуй, Петр не жил в такой близости от храма, церковь вот она, рядом, лишь площадь торговую пересечь.
Много лет спустя Чайковский напишет свой «Детский альбом», эту музыкальную исповедь-воспоминание выросшего ребенка.

И в начале цикла – «Утренняя молитва»! Да, милая, да, детская - но в ней слышна и заутреня, и ранняя литургия (в этом же году им создается «Литургия Иоанна Златоуста» - у такого художника, как Чайковский, это не может быть случайным совпадением). Утренняя молитва - это ведь благословенное начало жизни!

А последняя вещь «Детского альбома» - «В церкви»; в ней мелодика шестого гласа, который Петр Чайковский так часто слышал и на вечерних богослужениях, и на панихидах. А еще в этой одностраничной пьесе - похоронный колокол... 

24-я вещь цикла... 24-й, полуночный, час - конец жизни человеческой, смерть. Без понесенных утрат такую вещь создать невозможно. – Самой сильной утратой, которая потрясла четырнадцатилетнего Петра, была смерть матери. Александра Андреевна Чайковская скончалась в Петербурге в 1854 году. 

Но и без алапаевских впечатлений, когда - храм через площадь - тоже. 

За пятнадцать месяцев в Алапаевске Петр Чайковский прожил очень важный период своей внутренней жизни. И недаром он, пятидесятилетний композитор, в 1890 году напишет брату Анатолию в Тифлис: «У меня теперь планы и мечтания поехать на Урал, посмотреть Алапаевск, Екатеринбург и потом Волгой и Каспийским морем к Вам». Поездку пришлось отменить - Чайковский из газет узнал, что Волга сильно обмелела. Но кто захочет увидеть город, оставленный сорок лет назад, если он к этому городу равнодушен?..

Данная статья является авторской и принадлежит пользователю: Любовь Архипова