Урочище, в котором трудились на зимних лесозаготовках колхозники Монастырского сельсовета в тяжкие годы мало чем отличалось от тюремного лагеря. Разве что не было колючей проволоки да конвоиров с собаками. Но те же продуваемые всеми ветрами легкие барачные постройки, та же тяжелая физическая работа по пояс в снегу, та же хроническая голодуха. В Шаманаевском урочище (по преданию здесь жил в лесной избушке в незапамятные времена, таясь от государственных чиновников, некий басурман Шаманай) между Строкинкой и Паньшиной в 30-е годы рассполагалась исправительно-трудовая колония. От нее-то и остались четыре обветшалых барака, в коих расквартировались монастырские лесозаготовители. Подросток Ваня Губин работал в колхозе "Отпор" с двенадцати лет, но в лес его послали только осенью сорок третьего, когда ему минуло пятнадцать. По решению колхозного собрания он должен быть обрубщиком сучьев все пять месяцев, с 1 ноября по 1 апреля, однако уже в январе ему дали лошадку, дровни и поставили на вывозку древесины. Казенный спецзаказ - березняк, хвойный стройматериал, кругляки, шахматные крепежные стойки, рудничные опоры, дрова для углежжения вывозил Иван по зимнику на погрузочную площадь, с которой все это лесное богатство отправлялось по узкоколейке в Алапаевск и дальше.

В ту суровую военную пору трудовой распорядок был весьма строгим.

Естественно, никаких отгулов и выходных дней. Чуть свет мастер участка громким ором поднимал бригады с соломенных постелей, В темпе завтракали горошницей, печеной картошкой, брусничным чаем и отправлялись в неблизкую, пасмурную, холодную лесосеку. В бараках оставался только один расторопный дедок Харитоныч - истопник, пилоправ, шорник и пимоподшиватель разом. Из леса возвращались бригады неодинаково, по мере выполнения установленной нормы, когда приемщик древесины Антонов соизволит отпустить, а слыл он грозным и лютым. Попробуй только не выполни - нахамит, облает. Много девичьих слез пролил.

Изнуренным после нелегкой лесосечной работы юношам и девушкам колхозникам-отпорцам (а их направляли в Шаманаевское урочище по десять тех и других) унылые, мрачные бараки казались весьма уютными, домашними. Некоторое время кучковались у горячих сушилок, размещая для просушки лошадиную сбрую, свои пимы и одежду, обменивались новостями, засим при свете керосиновой лампы харчевались той же колхозной снедью, что и утром, запивали заваркой из тутошнего терпкого болотного брусничника и бухались почивать на притягательное соломенное ложе.

Впрочем, были у некоторых колхозных древозаготовителей и неомраченные таежными тяготами и лишениями денечки, когда их отпускали домой на сутки-другие. Хотя радостными такие отпуска назвать шибко неохота, ибо увязывались они с каким-либо несчастьем в семье: болезнь или смерть родственников и прочие печали. Горе горькое забрело и в семейство Губиных. Мать Ивана подала весточку о гибели на фронте старшего брата Петра, похоронку почта доставила. Сутки пожил в родной избе, братца помянул, в баньке попарился. В самый раз к назначенному сроку явился в шаманаевский барак да еще приволок в мешке превеликое множество немудреных крестьянских гостинцев для товарищей от их сердобольных мам. Вот радости-то было! А Степе Кондратьеву из деревни Куликовой не повезло. Не вернулся на работу вовремя, припозднился на пару-тройку часов. Зима, дороги запуржило, а добираться надо было пешком. Тут же, откуда ни возьмись, вездесущая районная тройка правосудия (судья и двое заседателей) лишила горемычного парня зарплаты на шесть месяцев. Хотя колхозники всю жизнь гнули свою спину почти даром, было обидно.

С окончанием войны отшумели и принудительные колхозные лесозаготовки. В 1946 году восемнадцатилетнему Ивану Губину председатель Синячихинского райисполкома вручил медаль "За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.”. Так Родина отметила самоотверженную, честную, героическую работу молодого колхозника в тяжкие годы испытаний.

В дальнейшем - служба в Красной Армии, где он, рядовой связист, вместо трех положенных лет таскал на широких плечах пудовую катушку с полевым телефонным кабелем по недоразумению наркомата обороны около четырех годков. После демобилизации и учебы в школе механизаторов бороздил поля на первых советских тракторах ХТЗ и ЧТЗ, убирал хлеб на колхозных нивах ком-байнами-”Сталинцами" и "Коммунарами”. Последние годы перед выходом на пенсию Иван Афанасьевич трудился оператором на АИСТе в совхозе "Кировский”. В 1988 году он был награжден второй правительственной медалью "За долголетний добросовестный труд”. 48 лет трудового стажа! А если учесть бескорыстный детский труд (к великому сожалению, его никто не учитывает) на прополке полей, на сенокосной страде, на ручном провеивании зерна на току, то в конечном итоге Иван Афанасьевич работал всю свою сознательную жизнь.

И. ЖИЖЕЛЕВ.

Статья газеты Алапаевская искра №55-56 от 21 апреля 2001 г