В тот день, когда состоялась эта встреча, в квартире Ивана Никитича Полянцева, как и во всех домах микрорайона станкозавода, было холодно. К ветерану войны и труда пришли заместитель директора АСЗ Н. Чинов и председатель профкома В. Баянкин, пришли поздравить его с днем рождения, чем, несомненно, тронули сердце солдата, живущего одиноко. Хозяин был рад гостям, а на вопрос, как себя чувствует, ответил: «Если по-учительски, то на тройку с минусом. Хотя бы тепло еще было, а то на мне пять одежек и зимние ботинки на ногах... Ну не дело ж это, мне все-таки 87 стукнуло. Ладно, еще на улице плюс, а когда «минус»?»

С беспокойством спросил, куда делась вторая труба у заводской котельной, «большая на месте, а где маленькая?» Получив ответ, что трубу разобрали сами и что ничего страшного не случилось, Иван Никитич успокоился, значит, вода горячая все-таки будет. Когда затопят котельную. А пока спасается у титана, что стоит в ванной, подтопит его дровишками, глядишь, и руки можно погреть. Дровами снабжает племянница, что проведает частенько дядю.

- Я уж лет пять не выхожу, не могу, - делится со мной ветеран. - Нынче летом первый раз вышел, помогли соседи спуститься, когда праздник микрорайона был. Я весь концерт просмотрел, три часа сидел на улице. В микрорайоне многое изменилось: башня водонапорная горела, пруд, говорят, зарастает, а раньше мы купались в нем. Завод плохо работает, людей в нем мало осталось...- Меня соседи просвещают, газету приносят, читаю. Интереса к жизни не теряю, зачем духом падать, надо жить до последней минуты, до последней точки...

на станкозавод пришел 1 сентября 1950 года, а ушел 8 октября 1977-го. Кем работал? Если с начала, то в 15 лет с отцом вместе в лестранхозе трудился учеником счетовода. Было это на Дальнем Востоке, семья у нас большая, пятеро детей, я и семилетку не закончил, как работать пришлось. Дослужился до бухгалтера, а в 1938-м уехал от родителей. Основался в городе Козьмодемьянске Марийской республики, устроился помощником бухгалтера на плодоварочный завод. Оттуда меня и в армию взяли в 1939 году, мне шел 22-й год. Служил в 159-м стрелковом полку 64-й дивизии в городе Рославль Смоленской области. Определили меня в радисты, шесть месяцев учился, а азбуку Морзе помню до сих пор.

На лето нас отправляли в лагеря в город Дрогобуш на Днепре: такой марш-бросок в сто километров от базы части, а у меня радиостанция двенадцать килограммов весом. Но ничего, доберемся до Днепра, на берегу в роще палатки поставим и все лето «загораем». Так было в 40-м и 41-м. Накануне войны, числа 20 июня, нас погрузили в эшелон и повезли на запад, сказали, что будем обустраивать новую границу с Западной Белоруссией. Понятно, что все без оружия, только моя радиостанция со мной всегда была. В ночь на 22 июня наш эшелон оказался на станции Минск. И... бомбежка! Нас по тревоге отправили до города Заславль, там разгрузились и пешком обратно. А немцы на своих танках уже впереди, мы их как увидели - а стрелять-то нечем. Иван Стаднюк писал после об этих днях (а он был работником нашей дивизионной газеты тогда).

700 километров мы отступали, снова через город Рославль, разбитый немцами, и так до города Ярцево. Там первый бой с врагом приняли, и закончился он для меня неудачно. Собрал наш политрук всех поваров, связистов, кто был в полку, и пошли мы в наступление. Радиостанции у меня уже не было, а была десятизарядная винтовка СВД-10. Я стрелял в немцев, а когда показались фашистские танки и пошли на нас, осколок разорвавшегося снаряда попал мне в руку. Рука отнялась. Из санбата повезли на железнодорожный вокзал, и вместе с другими ранеными поехал я на Восток. Калуга не приняла нас, госпитали переполнены, Москва тоже, довезли до Ярославля. Там мне осколок вынимать не стали, руку залечили и снова на фронт, на оборону Москвы.

Попал я в первый полк связи в третью Коммунистическую дивизию, она располагалась в метро на станции Сокол. Под моим началом была уже другая радиостанция, более мощная, снятая с бомбардировщика и установленная на трехосной машине. Через нее мы поддерживали связь с полками и штабом корпуса. С этой радиостанцией я воевал на Калининском фронте, а когда немцев отбросили от столицы нашей Родины (за что дивизия наша получила звание гвардейской), нас переправили на Северо-Западный фронт. Под Старой Руссой застряли мы в новгородских болотах, 1942 - 1943-й пробыли в тех гнилых местах. Зимой в феврале 42-го вызвал меня командир и назначил начальником радиостанции в составе лыжного батальона для рейда в тыл к немцам. Накануне 23 февраля, ночью, батальон двинулся в путь. Я стоял на подножке своей машины и показывал шоферу дорогу, куда ехать. И надо же было случиться - нас обнаружили вражеские бомбардировщики. Начался налет, бомбы падали впереди, сзади... Одна упала перед капотом - и меня сбросило с подножки прямо под колеса машины...

Я не помню, как попал в госпиталь в Эстонии, но пролежал там два месяца и вернулся в свою дивизию, которую к этому времени перебросили в Латвию, под Ригу. Снова фронт. В ноябре 44-го как-то добирался до своей части, переломанная нога моя разбухла, и я свалился прямо на дороге. Добрые люди подобрали и отправили в Рижский госпиталь долечиваться. Долечился кое-как и опять в дивизию. Стояли мы тогда в городе Тукумсе, там попала в окружение Курляндская группа немцев, что-то около 300 тысяч. Сдавались в плен сотнями, наши солдаты конвоировали их на сборный пункт. Я тогда уже в звании зам. политрука был, четыре кубика носил. Когда ликвидировали институт заместителей политруков, мне присвоили звание гвардии старшина. В этом звании и победу встретил.

Шел май 45-го. Война закончилась. Однажды вызывает меня командир и говорит: «Вот старшина Полянцев, командируем мы тебя на Парад победителей в Москву!» Я, конечно, рад, про свою больную ногу молчу, это же такая честь была! От 500 человек одного можно было послать. Из дивизии нас семерых всего представили. В Москву приехали, разместили нас в Алешинских казармах, и целый месяц мы тренировались, маршировали. Я так намаршировывался, что кое-как доходил до казармы. Свалюсь на койку - и до утра. Никому не говорил, что нога болит, боялся - отправят в часть. Износил три пары сапог на тренировках.

С сестрой Кларой в Москве встретился. Она ушла на фронт 17-летней девчонкой в апреле 1942-го и защищала Москву. В ней и осталась. Мы расстались в 1938-м, когда меня в армию взяли. А встретились через семь лет: она - в звании старшего сержанта, я - гвардии старшина. Погуляли в парке им. Горького, потом Клара привезла меня в свою часть, познакомила с командиром, девчатами. У них много свердловских было, и из Алапаевска Лида Лахно тоже там служила.

И вот наступило 24 июня. С утра лил дождь. Наш полк стоял у Исторического музея. Дали команду, и мы зашагали, печатая шаг, по Красной площади. Какое чувство охватило меня тогда? Гордость за Родину нашу, за народ-победитель. Представители всех фронтов, десять полков шли по площади столицы, мы были в Ленинградском, он, кажется, вторым или третьим шел. Москвичи и гости стояли и смотрели на этот Парад победителей.

Вернулись в свой Тукумс, а летом часть нашу перевели во Владимирскую область. Начали готовиться к демобилизации, кто постарше, сколачивали сундучки. Я тоже сделал себе фанерный чемоданчик, обшил его материалом из немецкой плащ-палатки. И в октябре вышел указ, что солдаты моего года рождения подлежат демобилизации. Шесть лет я беспрерывно отслужил. Дали мне билет до Алапаевска. К тому времени наша семья уже жила на Урале.

А дальше, дальше - мирная жизнь. Работал я в автороте и на станкозаводе. Был членом партии, куда пошлют, там и трудился. Возглавлял плановую комиссию горисполкома, был депутатом горсовета. Больше всего проработал на АСЗ, оттуда и на пенсию вышел. 8 октября 1977 года в столовой состоялся праздничный вечер, коллеги меня тепло поздравили. И сейчас, видите, не забывают. Депутат И. Баринов прислал поздравление к дню рождения, я удивился, откуда про меня знает?

На прощание Иван Никитич пошутил: «Я обязательство взял - встретить 60-летие Победы. Надо выполнять». И, подхватив трость, проводил меня до дверей.