20 января 1918 г. был принят и вскоре опубликован декрет о свободе совести. Он устанавливал отделение Церкви от государства. Все церковные и религиозные общества подчинялись положениям о частных обществах и союзах и не пользовались никакими преимуществами. Они лишались права юридического лица и не могли владеть собственностью. Все имущество становилось народным достоянием. Здания и предметы культа передавались в бесплатное пользование и строго контролировались.
В ночь на 13 февраля 1918 года пьяными матросами Северного революционного отряда, проходившего через город, был зверски убит воспитанник Екатеринбургской Духовной Семинарии Семен Коровин. Причем убит, как показало следствие, из хулиганских побуждений. Отпевание совершил епископ Григорий, при большом стечении духовенства. Похороны состоялись 17 февраля на кладбище Ново-Тихвинского монастыря и превратились в стихийный митинг, собравший множество людей. 19 февраля представители советской власти произвели обыск в Духовной консистории и изъяли финансовые документы. 23 февраля, из-за недостатка продовольствия, епископом принято решение о завершении учебного года и первом выпуске Екатеринбургской Духовной Семинарии. Окончили полный 6-летний курс 17 человек. 13 марта здание семинарии было захвачено отрядом анархистов.
На основании упомянутого декрета о свободе совести прекратилась выдача жалованья духовенству и служащим Духовных консисторий. В связи с этим 6 марта Синод принял постановление об упразднении консисторий и замене их функций Епархиальными советами. Советская власть выпустила декрет об отмене знаков отличий и всяких привилегий. Священники вынуждены были снимать наперсные кресты, что вызвало справедливый ропот прихожан.
20 мая 1918 г. епископ Григорий с разрешения ЧК впервые отправился в поездку по Епархии. За неделю Владыка побывал в Невьянске, Нижнем Тагиле, Кушве и Верхотурье, совершая постоянные богослужения. В это время начался мятеж чехословацкого корпуса, поддержанный повстанческими казачьими и офицерскими отрядами. По мере продвижения освободителей большевиками производились аресты, в том числе среди духовенства, нередко завершавшиеся расстрелами без суда и следствия. В Екатеринбурге в качестве заложников были арестованы настоятель Богоявленского Кафедрального собора протоиерей Леонид Игноратов, протоиерей этого же собора Иван Уфимцев, настоятель Николаевской церкви при Нуровском приюте протоиерей Павел Чистосердов, настоятель Александро-Невской церкви при реальном училище протоиерей Николай Сельменский, настоятель Всехсвятской церкви на Михайловском кладбище протоиерей Алексей Катагошин, настоятель Иоанно-Предтеченской церкви на Ивановском кладбище протоиерей Виктор Марсов. Через некоторое время всех, кроме Уфимцева и Сельменского, отпустили. Последние были увезены в неизвестном направлении. B этот период в Екатеринбургской епархии погибло не менее 45 человек: три протоиерея, 30 священников, семь диаконов, три монаха, псаломщик и просфорня. Одни из них зарублены, другие заколоты штыками, утоплены или расстреляны. В Каменском заводе убит старец протоиерей Василий Победоносцев, которому отсекли голову. Священник села Катайское Шадринского уезда Алексей Введенский убит за то, что сторож церкви с испуга ударил в набат. Священник села Верхний Яр Шадринского уезда Иван Будрин не побоялся обличить большевиков. Перед тем как убить, его жестоко мучили: выдергивали волосы из бороды и головы. В селе Далматово были убиты два священника: Владимир Сергеев и Александр Сидоров. Последнего злодеи подняли на штыки, а затем набили в рот ему глины и земли. Там же убит и диакон Василий Ситников, укорявший большевиков в разграблении имущества священника. В Каслинском заводе были арестованы протоиерей Александр Миропольский и два священника — Петр Беляев и Петр Смородинцев. Всех троих расстреляли. Первому перед смертью пробили тесаком бок и сломали ногу, проколов ступню. Тело Смородинцева узнали по одежде, поскольку голова его была разбита топором.
По сообщениям Епархиального совета, в это же время в тюрьмах пересидело около 25 священников, скрывалось от преследований около 50 священников. В самом Екатеринбурге красные безбожники успели совершить меньше зверств по отношению к священнослужителям, чем, например, в Тобольске, где в июне 1918 г. был утоплен в реке Type архиепископ Тобольский Гермоген (Долганов), или в Перми, где в это же время был замучен архиепископ Пермский Андроник (Никольский), утоплен в ледяной проруби в Каме Соликамский епископ Феофан (Ильминский) и расстреляны монахи Белогорского Николаевского монастыря.
В этот период в Екатеринбурге, в Ипатьевском доме, содержалась семья последнего российского императора Николая II. Поскольку заключенные не имели возможности посещать ни Вознесенскую церковь, ни Екатерининский собор, находившиеся неподалеку, священники последнего Иван Сторожев и Анатолий Меледин при диаконе Василии Буймирове регулярно совершали требы. Монахини Ново-Тихвинского монастыря помогали продуктами, передавая их через охрану. В ночь с 16 на 17 июля царственные узники были казнены. Следующей ночью совершилось злодеяние в Алапаевске, где в числе жертв оказалась великая княгиня Елизавета Федоровна.
По мере устроения на Урале советской власти началась реализация декрета об отделении церкви от государства. Уже в сентябре упомянутого года объявлено о закрытии всех домовых церквей при учебных, казенных и иных заведениях. Прекратили свое существование и духовные школы.
4 апреля 1920 г. Екатеринбургский губком своим циркуляром обязал уездные комитеты приступить к проведению в жизнь упомянутого декрета. Предлагалось рассмотреть вопрос о закрытии храмов и использовании их для других нужд. Председатель Верхотурского исполкома ответил, что в Верхотурье всего 9 действующих церквей, не считая 2 приписных. Далее он сообщил: «Утилизация хотя бы одного храма для общественных целей (в которых необходимости не встречается) вызовет со стороны населения города и окружающих его селений нежелательный инцидент».
По всей стране началась национализация монастырских хозяйств. Хотя декрет об отделении церкви от государства напрямую не упоминал о ликвидации монастырей, но тем не менее национализация монастырской собственности к этому и вела. Хотя первоначально предполагалось осуществить эту акцию в течение нескольких месяцев, процесс закрытия растянулся на несколько лет. Епископ Григорий добился сохранения некоторых из монастырских и домовых церквей, осуществив регистрацию их в качестве приходских. В сентябре 1920 г. при храмах Верхотурского мужского монастыря организовалась Николаевская приходская община, хотя фактически управление находилось в руках монастырского совета. 25 сентября в праздник праведного Симеона представители безбожной власти вскрыли мощи и провели их освидетельствование. В связи с решением о закрытии обители большинство послушников покинули монастырь. В декабре 1920 г. заявлено о закрытии Екатеринбургского Ново-Тихвинского монастыря: «В целях разгрузки города Тихвинский монастырь... ликвидируется, и его нетрудоспособные обитатели (монашки) отправляются в Каслинский завод. Трудоспособные же, с имеющимися при монастыре мастерскими, передаются организациям». В следующем году монастырь был официально ликвидирован.
По данным областной культовой комиссии, к 1 января 1936 г. в Свердловской области (тогда в нее входила и Пермская) имелось 456 православных церквей, из которых 52 не действовали, в основном из-за отсутствия духовенства. Однако эти цифры неточны. Секретным донесением этой же комиссии от 23 мая 1936 г. в Москву сообщалось, что нет полного списка селений, где имеются действующие церкви, а также нет и точных данных о количестве церквей до революции. Считалось, что их число равнялось 880.
Если в 1934 г. в Свердловской епархии было закрыто не менее 12 церквей, то в 1935 году их количество составило не менее 46, а в 1936 году - не менее 28. В результате постоянного давления со стороны властей и практически прекратившейся подготовки кадров, количество священнослужителей в 1936 году по сравнению с 1926 г. сократилось более чем в два раза, с 762 человек до 310. Снижению численности духовенства способствовал, помимо прочего, отход от Церкви значительной части населения. Из-за массового закрытия церквей священнослужители, избежавшие ареста, вынуждены были переходить на гражданскую работу.
К концу 1937 г. в Свердловске было арестовано 34 священнослужителя. Из показаний оперуполномоченного УНКВД по Свердловской области Солоновича: «Агентурных или каких-либо других материалов, которые бы подтверждали контрреволюционную деятельность арестованных лиц, в большинстве случаев не было... Основанием для ареста лиц, на которых не имелось компрометирующих материалов, являлось социально чуждое происхождение... Повседневное проведение массовых операций и поступление в тюрьму каждую ночь вновь арестованных не представляло возможности при имеющемся составе следователей развернуть обстоятельное расследование в отношении каждого арестованного... Решающую роль играла камерная обработка...».
Из показаний начальника внутренней тюрьмы УНКВД по Свердловской области Талашманова: «После оформления арестованные разводились по кабинетам следователей, где им предлагалось писать заявления о причастности к контрреволюционной организации. Заявления диктовались самим следователем или руководителем группы... После подписания заявления арестованные направлялись в камеру, а не подписавшие — оставались на допросе или же отправлялись в камеру непризнавшихся. Из подписавших заявления, т.е. признавшихся, более активных арестованных создавался «актив», которых сажали в камеру не признавшихся... После обработки непризнавшиеся снова вызывались на допрос... После подписания их отправляли в камеру. Упорных оставляли в коридоре стоять до утра... С применением этого метода почти все без исключения подписывали протокол».
В сентябре в Свердловск доставлен находившийся в ссылке в поселке Гайны Коми-Пермяцкого округа архиепископ Макарий (Звездов). По его делу проходили 6 священников и 58 мирян. Архиепископ и двое священников расстреляны, остальные приговорены к десяти годам.
По делу григорьевского епископа Геннадия (Марченкова) проходили 5 священников и 28 мирян. Большинство, в том числе епископ, расстреляны.
По делу свердловского иеромонаха Илии (Краева) проходили еще 6 священников и 14 мирян. Все они расстреляны.
По делу протоиерея Владимира Вознесенского, благочинного Камышловского округа, проходили также 12 священников и 16 мирян. Все они расстреляны.
По делу протоиерея Ивана Утемова, благочинного Красноуфимского округа, проходили 3 священника и 28 мирян. Большинство, в том числе Утемов, расстреляны.
Кроме групповых дел следователи фабриковали и одиночные. Так священник из Кушвы Петр Торопов приговорен к расстрелу за то, что на 2 часа задержал богослужение, и это повлияло на явку граждан на праздничную первомайскую демонстрацию. Священник села Салка Нижнетагильского района Аким Рысев приговорен к расстрелу за то, что крестил четырех пионеров, которые после этого вышли из пионерского отряда. Священник села Нижнее Шалинского района Лука Агафонов приговорен к расстрелу за то, что ходатайствовал во ВЦИК, чтобы не закрывали церковь.
Все расстрелянные закапывались близ Свердловска на 12-м километре Московского тракта на территории стрельбища, принадлежавшего УНКВД области. Поскольку в состав Свердловской области входила тогда и Пермская, здесь же захоронены расстрелянные священнослужители и миряне Пермской епархии.
В справках, выдаваемых родственникам репрессированных, слово «расстрел» не использовалось. Был специально разработан перечень заболеваний, якобы повлекших за собой летальный исход во время отбытия наказания.
В 1937-1938 гг. в Свердловской епархии репрессировано семь архиереев (все расстреляны), не менее 154 священнослужителей (из них 91 расстрелян) и не менее 500 мирян (большинство из них — активные члены церковных общин). Всего же в 1918-1944 гг. репрессировано не менее 334 священнослужителей (из них расстреляно 146 человек).
После 1938 г. на Урале не осталось ни одного епископа. Были арестованы и расстреляны все архиереи, большинство духовенства репрессировано. В ряде храмов некому стало служить. Штат свердловской Иоанно-Предтеченской церкви в это время состоял из священника, диакона и псаломщика. И даже в этих условиях, по сообщениям советской печати, общины церквей в поселках Лая и Нейво-Шайтанка выдвинули священнослужителей кандидатами в депутаты местных советов.
В 1937 - 1938 гг. в Свердловской епархии было закрыто не менее 53 церквей. Поводом для закрытия чаще всего служил арест священника или одного из членов приходского совета. Использовались и иные средства. Одним из них было обложение религиозных общин непосильными налогами. Так Нагорной церкви поселка Реж, чтобы выплатить огромный налог в 19 тыс. руб., деньги пришлось собирать по всему району. Практиковались закрытия молитвенных зданий ввиду непригодности.
Несмотря на смутное время, находились приходы, которые сохраняли в незыблемости не только богослужение, но и колокольный звон. В 1937 г. в церкви села Камышево Белоярского района власти пытались снять колокола, однако активное противодействие верующих им помешало. Крепко сколоченная община и после ареста своего священника — протоиерея Александра Фелицина не поддалась на уговоры и не отступила. Тогда это была маленькая победа — торжество добра над злом.
В 1939 г. к Свердловской области были присоединены Камышловский, Пышминский и Талицкий районы. Соответственное переподчинение получили и церкви, числом не более десятка.
Продолжалось закрытие храмов. В 1939 г. закрыто не менее 15 церквей, в 1940 г. — не менее 13 церквей, в первом полугодии 1941 г. — не менее 15. В Нижнем Тагиле закрылась Александро-Невская церковь, в Свердловске – Свято-Духовская церковь, помещавшаяся в правом подвале Иоанно-Предтеченского храма, и Всехсвятская церковь Михайловского кладбища.
Во всей Свердловской области к началу Великой Отечественной войны действовало 20 церквей — 18 храмов и два молитвенных дома. Оставалось не более двух десятков зарегистрированных священнослужителей. Церковные общины, обремененные постоянными нападками властей, старались сохранить богослужение.
Хотя свердловская Иоанно-Предтеченская церковь официально закрыта не была, власти приложили все усилия, чтобы лишить духовенство возможности совершать в ней богослужения. Службы не проводились из-за непомерных налогов: около полугода в 1939-1940 гг. и около полугода в 1941-1942 гг. Отстоять храм удалось благодаря крепкой церковной общине во главе со старостой — Клавдией Андреевной Плясуновой. Большинство районных центров вообще не имели действующих церквей.
В соседних областях к началу войны дело обстояло еще хуже. В Пермской области из 782 имевшихся церквей работали шесть, в Челябинской при 270 закрытых храмах работал лишь один, в Курганской не действовал ни один.
По книге протоиерея Валерия Лавринова
«Екатеринбургская епархия. События. Люди. Храмы»