1993 год. Июль. Екатеринбург. Аэропорт Кольцово.

Сделав первый шаг из самолета, почувствовала прохладный ветерок, он принес волнующий до глубины души запах Урала, он не оставлял меня с детства, на протяжении многих лет, прожитых в Средней Азии, а теперь соединился в пути с березами, елями, полянами, поросшими желтыми купавками, железнодорожными станциями, заколоченными деревушками. Поезд верно везет в город, ставший родным для меня уже в четвертом поколении. Засветились огни ночного города, заводской пруд, старые заводские цеха, трубы, проехали мост, рынок, церковь, гаражи, вокзал... Я дома. Бабушка, здравствуй. 

1994 год. Дома пьем чай. Из окон просматривается крыша Напольной школы.

В нашем городе немало мест, связанных с судьбой России. Напольная школа... кажется, знаешь каждый кирпичик, с закрытыми глазами обойдешь вокруг; когда-то во дворе школы был сад с яблонями и смородиной. Когда находишься рядом, во дворе или самом здании, чувствуешь покой, умиротворенность и стройность мыслей.   Большие окна притягивают взгляд, от стен исходит тепло, старые деревья хранят тихий уголок. А голуби, голуби... их раньше здесь не было. 

- Бабушка, расскажи, что ты помнишь о том времени, когда в Напольной школе содержались близкие родственники царя Николая II? 

- Время было тяжелое, страшное, все перевернулось. Я сама-то вышла замуж за сына белого офицера, со свекром прожили 10 лет. Не встречала и потом таких людей. Все было в нем: статность, выправка, ум, выдержка, доброта, а в семье все в уважении жили. Три войны прошел, Георгиевские награды имел, но очень скромным был, мало об этом рассказывал. Страшные времена пережил наш народ.

Весной,  ближе к лету, в 1918 году в город привезли Романовых и разместили их в Напольной школе. Мы были тогда маленькие, лет по 8-10, нам было интересно посмотреть на близких родственников самого царя, говорили, что привезли их из самой Москвы. Среди них были мужчины и женщины, детей не было. Великих князей держали под охраной, вели они себя сдержанно; одеты были аккуратно. Великие князья гуляли во дворе школы, за городом, ходили на службы в Свято-Троицкий собор, раньше все большие службы проходили там, венчали и крестили.

В одну из ночей все было подстроено так, будто на школу совершено нападение, и Великие князья исчезли. На самом деле (и это всем известно) Великих князей вывезли в сторону Верхней Синячихи на заброшенную шахту Верхняя Селимская, сбросили туда живыми. Убили. Спроси у Марии, она ходила к князьям, когда они еще жили в Напольной школе. 

1995 год, июль. Солнечный летний день.

На скамеечке возле порядком покосившегося от времени дома сидит старушка Мария Артемьева, в молодости Машенька Голошейкина, ей 88 лет.

- Бабушка Маня, к Вам каждый год приезжают журналисты, телевидение, говорят, Вы видели Великих князей, Святую Преподобномученицу Елизавету Федоровну, инокиню Варвару.

- Мне было тогда лет 9, мы, дети, мало что понимали в случившемся. Но люди с жалостью относились к положению, в котором оказались Романовы.  Моя мама собирала мне корзинку (сумок-то раньше не было), в которую клали яйца, молоко, стряпню, и я относила их в школу. Охрана не пропускала в здание, но через ворота и забор можно было наблюдать за узниками: как они гуляли, беседовали, во что были одеты, часто слышались песнопения, большей частью религиозные. Женщины даже ходили по близлежащим домам и просили "Христа ради" продукты. Были рады всему, что давали, если мало всем, делили поровну. 

- И в наш дом приходили? - спросила подсевшая рядом соседка.

- Да, и в ваш. Там раньше жила тетка Клавдия, она очень жалела князей, много помогала. Однажды принесла ведро сырой картошки, а ей ответили, что варить негде, нет дров печь топить.

Вдруг бабушка Маня начала читать стихи: 

"Господь, твори добро народу,

Благослови народный труд,

Упрочь народную свободу,

Упрочь в народе правый суд."

- Однажды, когда я принесла корзинку с продуктами, вышла женщина, взяла ее и сказала: "Милая девочка, я отнесу все, а ты дождись". Вернулась и спрашивает: "А завтра еще придешь?", отдала мне корзинку и тихо сказала: "Не смотри, что там, дома откроешь".

Когда открыли с мамой корзинку, в ней была ткань - легкая, розовая. Мама сшила мне нарядное платье, и я очень жалела о нем, когда оно вскоре износилось. Запомнилась одна женщина, на ней было красивое желтое платье с большим бантом сзади. Монахини больше находились в помещении, выходили редко. Охрана была строгая, но женщины, с которыми мне приходилось разговаривать, были ласковы, всегда называли меня "милая девочка" и все говорили, что они здесь ненадолго.

И как бы в продолжение своего рассказа бабушка снова начала читать стихи о казни графа, о силе Святого Евангелия. Диву даешься такой памяти.

- Я была на первой панихиде по убиенным в Алапаевске князьям, - говорит бабушка Маня, - служили в Напольной школе. Как начали петь "Со святыми упокой", я пела и плакала, передо мной стоял приезжий иеромонах, он меня благословил. 

1996 год. Июль. Поздний вечер.

Вежливая кондуктор объявляет: "Остановка - Напольная школа". Выйдя из автобуса, направляюсь к большому скоплению народа. Прожектора, автобусы, машины, люди суетятся. Все внимание сконцентрировано на здании Напольной школы. Идет съемка фильма. Режиссер дает команду актеру, оператору и ассистенту, на секунду все вокруг замирает... Из тени деревьев к школе подъезжает несколько всадников во главе с комиссаром в кожаной тужурке, кепке с красной звездой. Вооружены. Комиссар спешно спрыгивает с коня и стучится в дверь со двора школы. Входит в здание. В кервой из комнат загорается свет. Мороз идет по коже от сопричастности моменту. К зданию уже подогнали подводы... "Господи, не знают, что творят" В проеме дверей показались мужские sbuehs/ Стараюсь узнать каждого из восьми обреченных на смерть.

Самый старший: военная выправка, в походке, поведении - выдержка и достоинство - Великий князь Сергей Михайлович Романов (49 лет, самый старший из мужчин); молодые гвардейские офицеры, родные братья князья Романовы - Иоанн Константинович (32 года), Игорь Константинович ( 24 года), Константин Константинович (28 лет) - полные жизненной силы люди, служившие Отечеству; миловидный поручик лейб-гвардии гусарского полка, поэт, князь Владимир Палей (21 год). Только здесь, в Напольной школе, судьба тесно сблизила его с родственниками по отцовской линии; Федор Михайлович Ремез - личный секретарь Великого князя Сергея Михайловича. Последними вышли монахини: настоятельница Марфо-Мариинской обители Великая княгиня Елизавета Федоровна (54 года) - Святая Преподобномученица Елизавета; за ней - инокиня, крестовая сестра Варвара Яковлева. Ремез и В. Яковлева добровольно поехали в ссылку и приняли со всеми мученическую смерть. 

На какой-то момент узники сгруппировались около подвод, послышались негромкие окрики: "Скорей, скорей!"

Всех рассадили по двое на подводы без козловых и спешно в сопровождении всадников повернули за город по Синячихинской дороге в якобы безопасное место. Сцену отъезда снимали несколько раз, в сознании остались бледность лиц, достоинство и уходящие подоводы. 

1997 год. Раннее утро.

Вышли пораньше, пока нет дневного зноя, чтобы пройти пешком 12 километров - последний земной путь Святой Преподобномученицы Елизаветы от Напольной школы до шахты. Место, где были убиты алапаевские узники, сейчас называется "Межная", уже нет старых рудников и шахт, строится монастырь во имя Новомучеников Российских. Сохранилось место в виде воронки-шахты: засыпанное, обвалившееся, поросшее травой и деревьями. Прошло много лет, но люди отыскали это место, где было совершено злодеяние.

Каждый шаг отзывается шумом едущих вереницей подвод. Отец Серафим, иеромонах, друг и духовник Великой княгини Елизаветы Федоровны, сопровождал тела убитых алапаевских мучеников до Иерусалима, весь путь составил 1, 5 года (с 1.7.1919г - отъезд с отступающей Белой Армией - по 27.1.1921 г - прибытие в Иерусалим). Земной путь Елизаветы Федоровны - это служение людям. Вся деятельность Марфо-Мариинской обители была построена на милосердии и любви к ближнему. От открытия больницы еще в Ильинском до туберкулезной больницы при обители. Это и организация паломнических поездок по святым местам, и помощь в обучении за границей талантливой молодежи. "Она поддерживала не только религиозные благотворительные организации, но также научно-художественного и исторического характера", - пишет Л. Миллер. Она умела общаться с людьми разных социальных слоев.

Архиепископ Анастасий в "Светлой памяти Великой княгини Елизаветы Федоровны" пишет: "Женственность соединялась в ней с мужественностью характера, доброта не переходила в слабость и слепое безотчетное доверие к людям дар рассуждения, который так высоко ценят христианские подвижники, присущ был ей во всем, даже в лучших порывах".

Вспоминаются строки из письма, написанные Елизаветой Федоровной в апреле 1918 года (через месяц она будет в Алапаевске) к графине А. Олсуфьевой: "... Если мы глубоко вникнем в жизнь каждого человека, то увидим, что она полна чудес. Вы скажете, что жизнь полна ужаса и смерти. Да, это так. Но мы ясно не видим, почему кровь этих жертв должна литься; там, на небесах, они понимают все, и, конечно, обрели покой и настоящую родину - небесное отечество. Мы же на этой земле должны устроить свои мысли к Небесному Царствию, чтобы просвещенными глазами могли видеть все и сказать с покорностью: "Да будет воля Твоя". Полностью разрушены "Великая Россия" и Православная Церковь, которую "врата ада не одолеют" - существуют и существуют более, чем когда бы то ни было. И те, кто верует и не сомневается ни на мгновение, увидят "внутреннее солнце", которое освещает тьму во время грохочущей бури... Я много читала Евангелие в последнее время, и если осознать ту великую жертву Бога Отца, Который послал своего Сына умереть и воскреснуть за нас, то тогда мы ощутим присутствие Святого Духа, Который озаряет наш путь. И тогда радость становится пряная, даже и тогда, когда наши бедные человеческие сердца и наши маленькие земные умы будут переживать моменты, которые кажутся очень страшными".

Игумен Серафим писал, что алапаевские узники, зная, что их ждет, просили Господа укрепить их и чтобы их тела не остались на поругание коммунистам, а были похоронены по-христиански Православной Церковью. 

Мы подходим к Межной, здесь царят тишина и покой. Сквозь высокие ели проскальзывают лучи солнца. Они быстро наполняют своим светом все вокруг. Строится монастырь Новомучеников Российских. Слышен звон колоколов. Построена часовня, монастырские ворота, братский корпус, строится храм, возделывается земля. У шахты, куда были сброшены жертвы, стоит большой белый крест, рядом - свечи и разные живые цветы: простые полевые васильки и ромашки, стройные гладиолусы и мохнатые пионы. А мы принесли белые лилии. Как-то архиепископ Анастасий сказал о Елизавете Федоровне:  "Она всюду вносила благоухание лилии, быть может, поэтому она так любила белый цвет: это был отблеск ее сердца".

На Межной у креста чувствуется необыкновенная святость, Благодать Божия, незримо ощущается присутствие Небесных Сил.

О таком же чувстве писали русские паломники, присутствовавшие при перенесении мощей Святых Новомучениц Великой княгини и инокини Варвары из склепа-усыпальницы в Храм Святой Марии-Магдалины в Иерусалиме. Чувствуется незримая связь между Святой Землей и Уральской.

Воздух на Межной прозрачный, чистый. И полилось чтение Акафиста от земли до небес. "Порвалась серебряная цепочка, и не разорвалась золотая подвязка". Воздетый на Елизавету мученический венец приобщил ее к сонму святых...

Онучина Е.

г. Алапаевск, июль 1998 год. 

Напечатано в краеведческом альманахе "Истоки" №11 от 2000 г